Земельный участок. Правила, права, покупка, оформление, налоги.

чуть не все они умерли в те годы от недоедания и таберкулеза...

Земельный участок.

 Я продал землю, побывав на месте, - боялся растравить боль, которую всегда испытываешь, расставаясь с чем то дорогим твоему сердцу.

Несколько печей для обжига извести да камнистая дорога, иссеченная крепкими корнями акаций, чьи темно-коричневые стручки мы любили срывать, что бы полакомиться их сладкой сердцевиной.

Я бродил по улочкам, где когда то бегал мальчишкой, прошел мимо дома, где родился и где теперь жили незнакомые люди,
увидел на площади маленькую пекарню, перед которой двадвцать пять лет назад мы простаивали с карточками в очередях за куском
скверного черного хлеба из ржаной муки в перемешку с куколем. Над пекарней жил тогда учитель начальной школы Андреев, или "Огрызок",
как называли его мы, детвора, - тщедушный, седой человек с редкими желтыми зубами, невообразимо строгий. У него было многочисленное семейство -
семь душ детей. В доме вечно стояла жара, пахло дрожжами, свежевыпеченным хлебом и клопами. Лазар, Петко, Сана, Лиза, Мита и Роза - кажется,
чуть не все они умерли в те годы от недоедания и таберкулеза...
Как тяжело пришлось нашему поколению! мы росли без отцов - они погибли в окопах, оборванные, полуразутые, завшивевшие;
Наши матери, высохшие от голода и слез, не знали о чем подумать прежде: о том ли, как нас прокормить, или о нашем воспитании. В их глазах застыло изнеможение и горе.
Почти все мы стали тогда сорванцами, потому что росли на улице среди лагерей для военнопленных, в атмосфере голода, хаоса и хищнечества - порождении бесмысленной войны ...

 Вечером я опять прошелся по узким, извилистым улочкм, тонувшим во мраке и безмолвии, еле освещенным мигающими фонарями. Дома отбрасывали мрачные тени, 
кое-где среди тьмы блеснет оконное стекло или неожиданно выпрыгнет кошка из подвала, откуда тянет запахом уксуса, плесени и старины.
Я продал свою землю, побывав на месте, - боялся растравить боль, которую всегда испытываешь, расставаясь с чем то дорогим твоему сердцу.
Ребенком я проводил там знойные, летние месяцы, когда пересыхали колонки и в городе вспихивали эпидемии. Однако на другой день по приезде
я не выдержал и подошел проститься со своим участком: любопытно было взглянуть, как выглядят теперь былые виноградники.
Очень рано, с восходом солнца, я спустился по старой знакомой дороге. Улицы были почти безлюдны. Крупные булыжники моставой, отражаю утреннюю зарю, отливали перламутром.
Полчаса спустя я был уже на краю города. И тут я с удивлением заметил, что местность неузнаваемо изменилась. Целый квартал вырос там, где прежде были каких-то два-три домика,
Несколько печей для обжига извести да камнистая дорога, иссеченная крепкими корнями акаций, чьи темно-коричневые стручки мы любили срывать, что бы полакомиться их сладкой сердцевиной.

Акациева рощица исчезла. Новые, ладные дома грели на утреннем солнце свои белые стены. Вытянулись в ряд кокетливые дворики, нежными облачками цвели в них японские розы. Незнакомые мне люди выглядывали из распахнутых окон,
откуда свисали разложенные для провертривания постели. Где то играло радио, и музыка неслась из прохладной глубины дома. чем дальше я шел, тем незнакомей казалась мне местность. Вместо выцветавших,
обросших лишайником, оград которыми были обнесены прежние виноградники, стояли дома, дачи, простирались фруктовые сады.